Красивая жизнь крестьян Орловской губернии

Молодой брянский общественный деятель Андрей Зайцев выложил в сеть фото из личного архива, прокомментировав: «Так одевались простые крестьяне Новозыбковского уезда Черниговской губернии в 1910 году. Плохо жили?!?!?» Действительно, жизнь у крестьян была просто прекрасной.

Побег от счастья

Красивая жизнь постигла крестьян как Орловской, так и Черниговской губернии. И тому. Кроме фотографии в бабочках, есть немало доказательств. Например, согласно «Историко-статистического описания Черниговской епархии», изданного в 1861 году, на Черниговщине в 1855 году родилось 60913 человек, а умерло 85750. Следующий год был не таким смертельным: родилось 57830, умерло 57310 человек.

Впрочем, к началу века все же рождаемость превысила смертность. Но налеление все равно не росло. Почему-то люди бежали от восхитительной жизни, не желая, видимо, ходить за сохой в смокинге. «При постоянном увеличении населения в год на 1,8%, выселения, начавшиеся с 70-х годов прошлого столетия, и постоянно увеличивающиеся, уменьшают эту величину прироста», – читаем мы у Брокгауза и Ефрона. Кстати, по сведениям Зайцева, фотография успешных крестьян сделана в ту пору, когда они хотели ухать с Черниговщины.

При галстуке

Из энциклопедии Брокгауза и Ефрона мы узнаем, что по переписи 1897 года в Черниговской губернии на 2 297 854 жителя пришлось 550 мест в губернской больнице и 175 кроватей в 32 уездных больницах. В губернии работало 90 сельских врачей и 301 фельдшер.

В 1896-м получали образование 58434 ребенка. Только обратите внимание, что согласно «Статистического ежегодника России» за 1914 год, из всех учащихся, процент учившихся первый год составлял 43,4%. От года до трех учились 47,0%, более трех лет – 9,6%. В Орловской губернии медицина и образование процветали в той же степени. На более чем два миллиона жителей приходилось 324 учителя и 210 учительниц, 66 больниц с 1495 кроватями, и 23 аптеки.

Тургенев в рассказе «Хорь и Калиныч» ни слова не обмолвился о смокингах: «Орловский мужик невелик ростом, сутуловат, угрюм, глядит исподлобья, живет в дрянных осиновых избенках, ходит на барщину, торговлей не занимается, ест плохо, носит лапти».

А вот информация от  П. Фомина, житель Брянского уезда Орловской губернии: «В 4 часа крестьянин встает и идет косить, работает до 9 часов, завтракает и снова работает до обеда. Пообедав в 12 часов, отдохнув час, крестьянин спешит ворошить и убирать сено. В то время как мужики косят луг, бабы жнут рожь». А в перерывах и ночью – «дела по дому»: рубка и возка дров, строительство или починка избы, хозяйственных построек, изгороди, изготовление колес, саней, ремонт конской упряжи и сельскохозяйственных орудий.

Мальчиков 5-6 лет отдавали в найм или отправляли пасти. С десяти лет мальчики уже боронили («скородили»), а с двенадцати пробовали пахать самостоятельно. В 14 – 15 лет сыновья выполняли наряду с отцом все полевые работы.

Девочек лет с пяти – шести отправляли в няньки или поручали полоть огород, в лет одиннадцать сажали за прялку, на тринадцатом году обучали шитью и вышивке, в четырнадцать – вымачивать холсты. Одновременно учили доить коров, печь хлеб, грести сено. Если семья была многодетной, то старшие дети были обязаны приглядывать за своими младшими братьями и сестрами.

В отчете в Синод за 1913 г. из Орловской епархии сообщали: «Дети бедняков, брошенные часто без присмотра, гибнут в раннем детстве по этой причине. Особенно это замечается в семьях малоземельных крестьян. Здесь отец и мать, занятые целый день добыванием куска хлеба, весь день проводят вне дома, а дети предоставлены сами себе. Теперь не редкость, что в доме нет ни одного старого человека, под надзором коего можно было оставить детей. Как правило, маленькие дети остаются вместе с такими же малыми сестрами и братьями, поэтому без надлежащего присмотра они целый день голодные, холодные и в грязи».

Может, детям рабочих жилось лучше? Л. Н. Толстой, посетив в 1885 году Дятьковский стекольный завод, писал: «Девочки десяти лет в 12 часов ночи становятся на работу и стоят до 12 часов дня, а потом в 4 часа идут в школу, где их по команде учат. …Здорового лица женского и мужского увидеть трудно, а изможденных и жалких – бездна».

Сыты по горло

В архиве Российского этнографического музея хранятся замечательные документы той счастливой поры, описывающие достойную жизнь крестьян в смокингах: «В Орловской губернии повседневную пищу как богатых, так и бедных крестьян составляло «варево» (щи) или суп. По скоромным дням эти кушанья заправляли свиным салом или «затолокой» (внутренним свиным жиром), по постным дням — конопляным маслом. В Петровский пост орловские крестьяне ели «муру» или тюрю из хлеба, воды и масла. Праздничная пища отличалась тем, что ее лучше приправляли, то же самое «варево» готовили с мясом, кашу на молоке, а в самые торжественные дни жарили картофель с мясом. В большие храмовые праздники крестьяне варили студень, холодец из ног и потрохов».

В книге «Очерки аграрного быта крестьян. Земледельческий центр России и его оскудение», изданной в 1908 году, исследователь народной жизни Бржевский писал: «Молоко, коровье масло, творог, мясо, – словом все продукты, богатые белковыми веществами, появляются на крестьянском столе в исключительных случаях – на свадьбах, при разговении, в престольные праздники. Хроническое недоедание – обычное явление в крестьянской семье»

А вот цитата из «Статистического очерка хозяйственного положения крестьян Орловской и Тульской губерний» за 1902-й: «Пшеничная мука никогда не встречается в обиходе крестьянина, разве лишь в привозимых из города гостинцах, в виде булок и т. п.»

Александр Корнилов в своей книге «Семь месяцев среди голодающих крестьян», изданной в 1893 году, писал: «Из злаковых культур, употребляемых крестьянами в пищу, безусловное первенство принадлежало ржи. Ржаной хлеб фактически и составлял основу крестьянского рациона».

А вот А.Н. Наумов, бывший в 1915-1916 гг. министром земледелия: «Россия фактически не вылезает из состояния голода то в одной, то в другой губернии, как до войны, так и во время войны».

Уважаемый С.Ю. Витте на совещании министров, проходившем под председательством Николая II: «Если сравнивать потребление у нас и в Европе, то средний размер его на душу составит в России четвертую или пятую часть того, что в других странах признается необходимым для обычного существования».

Да отчего он и голоден?

«Народ голоден оттого, что мы слишком сыты.

Разве может не быть голоден народ, который в тех условиях, в которых он живет, то есть при тех податях, при том малоземелье, при той заброшенности и одичании, в котором его держат, должен производить всю ту страшную работу, результаты которой поглощают столицы, города и деревенские центры жизни богатых людей?»

Узнали? Да-да, Лев Николаевич Толстой.

Отчего люди мерзли зимой в наших лесных краях? В орловской деревне на вопрос: «Почему крестьяне не вывозят на поля навоз?». Они, с раздражением, отвечали: «Где унаваживать, когда протопиться нечем» (Бржеский Н., «Очерки аграрного быта крестьян. Земледельческий центр России и его оскудение», 1908). Почему топились кизяками?

Догадайтесь, прочитав донесение орловского губернатора в департамент полиции: «26 августа 1907 г. обнаружена самовольная порубка в Чернавском имении Великого князя Михаила Александровича, произведенная крестьянами д. Власовки, Круглинской волости Дмитровского уезда (20 человек) вместе с сельским старостой. Порубка леса производилась в течение полумесяца группами по 5 – 10 человек». Да, правильно, лес – хозяйский, его не тронь.

А в Трубчевском уезде около крестьянских общин имели не только сенокосные, но и пахотные земли не ближе, чем в десяти верстах. Все, что ближе – «хозяйское». Пешочком ежедневно по двадцать верст – перед работой и после работы.

 А почему пешочком? По данным военно-конской переписи за 1899 – 1901 гг. число безлошадных дворов составляло в Орловской губернии 29%. (Материалы Высочайше утвержденной 16 ноября 1901 г. Комиссии по исследованию вопроса движения с 1861 по 1900 г. благосостояния сельского населения среднеземледельческих губерний, сравнительно с другими местностями Европейской России).

Не хочешь ежедневную двадцативерстную прогулку? Арендуй землю у хозяина. Всего-то 20 — 40 рублей за десятину.

Чтобы получить эти деньги и возвратить семена, необходимо было собрать с десятины не менее 50 пудов зерна (9 пудов на семена и 41 пуд по 50 коп. для продажи), но средняя урожайность на крестьянской земле в губернии составляла 45 – 50 пудов, следовательно, посев на арендованной земле мог дать выгоду только хозяину, а крестьянин ел хлеб из лебеды и осиновой коры.  (Кашкаров, «Статистический очерк хозяйственного положения крестьян Орловской и Тульской губерний», 1902.).

Великий реформатор Столыпин в эмиграции писал: «Если учесть что в 1905 году крестьянам (а это более трех четвертей населения империи!) принадлежало 180 миллионов десятин, дворянам-помещикам (около 1 % населения) – 58 миллионов десятин, а еще 170 миллионов десятин – казне (то есть царской семье и царю-батюшке), то на каждый крестьянский двор в указанных губерниях реально приходилось всего от 3 до 6 десятин. С учетом тогдашней урожайности, колебавшейся от сам 2,4 до сам 4, все это означало для крестьян одно — жизнь впроголодь, на грани голодной смерти».

Все хорошо, прекрасная маркиза

Но и в те времена были люди, которые верили в постановочные фотографии и крестьянские смокинги.

Видный сановник Ламздорф писал: «От просящих хлеба нет прохода. Окружают повсюду толпой. Картина душераздирающая. На почве голода тиф и цинга». Мало того, министр иностранных дел Гире «в ужасе от того, как относятся к бедствию государь и интимный круг императорской семьи». Царь… не верит, что есть голод! За завтраком в тесном кругу «он говорит о голоде почти со смехом». Находит, что раздаваемые пособия только деморализуют народ, вышучивает тех, кто уезжает в губернии, чтобы наладить помощь. Такое отношение к бедствию разделяется, по-видимому, всей семьей».

Полковник А.А. фон Вендрих, инспектор министерства путей сообщения и фаворит царя, посланный особоуполномоченным в пострадавшие от голода районы, дезорганизовал грузовое движение на центральных магистралях, загнал в тупик одиннадцать тысяч вагонов с зерном, шесть с половиной миллионов пудов подмокли и стали гнить. Доложили царю. Николай раздраженно отмахнулся: «Не говорите о нем вздора, это достойный офицер. Всяких побирающихся будет много, а таких верных людей, как Вендрих, раз-два и обчелся».

Будь здоров!

В супер-благополучном 1913 году средняя продолжительность жизни России составляла 30,5 лет. В Великобритании — 52 года, Японии — 51, Франции — 50, США — 50, Германии — 49, Италии — 47, Китае — 30, Индии — 23 года.

По докладу на ежегодной сессии Министерства здравоохранения Российской империи, «Из 6-7 миллионов ежегодно рождаемых детей 43 % не доживает до 5 лет. 31 % в той или иной форме обнаруживают различные признаки пищевой недостаточности: рахита, цинги, пеллагры и проч.»

В 1910-м в России от холеры умерло 109 тыс. 560 человек (Оницканский, «О распространении холеры в России», 1911). Уверенно рос ежегодный показатель заболеваемости туберкулезом, от 278,5 тыс. в 1896-м до 876,5 тыс. в благоденственном 1913 году.

Новосельский, в сборнике «Смертность и продолжительность жизни в России», (1916), сравнил смертность в разных странах. От оспы умирали чаще всего в России – 50,8 челлвек на 100 000 населения. На втором месте  – Испания, 17,4 чел. А в Швеции  – Швеции – 0,01 чел. Россия по смертности оспы в 5080 обогнала Швецию.

Смертность от кори снова выносит Российскую Империю на первое место – 106,2 человек на сто тысяч. Это более чем вдвое выше, чем в Испании, занимающей второе место, там – 45 чел. А в Швеции и Норвегии – 6 чел., в 17,7 раза ниже.

Скарлатина. 1 место по смертности – Россия, 134,8 чел. За ней следует Венгрия с результатом почти втрое ниже – 52,4 чел. На последнем – Ирландия, 2,8 чел., в 48,14 раз ниже российской сметрности.

По всем заразным болезням первое место – за Россией,  527,7 человек на 100 000. На втором – Венгрия, 200,6 человек. В Швеции этот показатель  56,2, в Ирландии – 53,7, в Норвегии – 50,6.

Итак, не жизнь, а малина. Хорошая жизнь. Красивая. И отчего крестьяне поддержали большевиков?..

Справка от Андрея Зайцева

На фотографии запечатлены крестьяне Новозыбковского уезда Черниговской губернии, проживавшие в поместьях Халевичи, Внуковичи, Синявка. Вероятно, фото сделаны перед отъездом. В начале 20 века было довольно массовым явлением среди крестьян поездка на заработки в Америку. Основная цель – заработать денег для выкупа в собственность земли, на которой основали свои поместья. Часть крестьян оставалась в Америке.

На фото второй справа сидит Тарас Никонорович Мастеренко, первый справа стоит его младший брат. Тарас Никонорович вместе со своим дядей основали родовое поместье Синявка.

В конце 19 начале 20 века крестьяне из крупных селений расселялись на новые земли.

Тарас Мастеренко с дядей, у которого было два женатых, но бездетных сына, остановились переночевать на лугу. Утром, когда рассвело, открылся красивый пейзаж: встаёт солнце, синее небо отражается в синей речке, весь луг серебрится от росы. Место им понравилось и здесь они и решили основать родовое поместье и назвали его Синявка.

Через некоторое время Тарас Никонорович с друзьями решили поехать в Америку, заработать денег и выкупить землю. В Америке он работал на шахте, потом на заводе где-то в районе Питсбурга. Стал мастером, хозяин завода уговаривал его остаться, не возвращаться в Россию, так как ожидалась начало войны. Но у Тараса в России  осталась жена и двое детей. После возвращения он выкупил землю родового поместья. Но началась первая мировая война, его мобилизовали. После ранения Тарас вернулся домой. Потом была революция, гражданская война, всё заработанное пошло прахом. Большевики издали декрет «Землю крестьянам» и отменили все сделки с землёй, которые были до революции.

Несмотря на трудности, Тарас создал крепкое хозяйство. В 1929 году началось раскулачивание. Мастеренко признали кулаком и вместе с семьёй сослали, имущество разграбили, а дом разобрали до основания. Тараса на трибунале спросили: «Ты кулак?» Он ответил: «Да, я советский кулак, так, как мне землю по декрету дала советская власть».

Тараса оставили жить в Синявке, но всё имущество и землю забрали.

На руках остались шестеро детей, чтобы не помереть с голоду пришлось идти в колхоз. 

Мастеренко Тарас Никонорович родился 8 марта 1985 года, умер в 1976 году.

В продолжение темы похожие новости:
Красивая жизнь крестьян Орловской губернии